– На войну, что ли? – удивилась женщина, но, осмотрев Шумахера с ног до головы, посерьезнела и расспросы прекратила – от греха…

– Станция Комсомольская, выйдешь на площадь трех вокзалов и выберешь – какой тебе нужен! – сухо сказала она и отвернулась.

«Может, и вправду махнуть в Чечню? – подумал старлей, толкаясь в переполненном вагоне. – Если наши еще там, мне их найти легче, чем меня здесь, в многомиллионном городе. Если меня вообще кто-то ищет! А вдруг группы там нет? И что делать одному в воюющей республике, где каждая из враждующих сторон считает тебя чужим? Нет, туда соваться глупо!»

На площади трех вокзалов кипела и бурлила жизнь: подъезжали и отъезжали машины, которые привозили и увозили озабоченных пассажиров с багажом, на тротуаре, у монументального, похожего на цитадель здания Казанского вокзала, побирались нищие, какой-то мужик пел под гармошку блатные песни, военный патруль проверял документы у трех рядовых. «Еще не хватало напороться на такую проверку!» – мелькнула тревожная мысль, и Шумахер прошел на перрон, походил между вагонами приходящих и отходящих составов, которые уносили людей далеко-далеко, в другие места, другие города и села, другие климатические зоны…

«Вот сесть бы и уехать! – подумал старлей. – Уехать туда, где тебя ждут, поменять судьбу, начать новую жизнь… Только меня никто и нигде не ждет…»

Проходя мимо недавно прибывшего состава, он увидел хрупкую девушку, растерянно озирающуюся по сторонам. Рядом стояли два больших чемодана, которые она вряд ли могла сдвинуть с места.

– Вам помочь? – предложил он.

– Ой, да, спасибо! Донесите, пожалуйста, до такси, я заплачу.

Шумахер подхватил тяжелые чемоданы и направился к выходу.

– Понимаете, – щебетала девушка, семеня за ним на высоких каблуках. – Меня должны были встретить, но не встретили. А я привезла гостинцев: варенье, сало… Соседи просили передать родственникам… А никто и не пришел… Я даже не знаю, что делать…»

«У каждого свои проблемы», – подумал Шумахер. А вслух сказал:

– Не пришли, значит, им гостинцы не нужны. Распорядитесь ими по своему усмотрению.

– Ой, нет, так же некрасиво…

Они подошли к стоянке такси, и девушка протянула две сотенные купюры.

– Вот, возьмите!

«Нехило! – подумал Шумахер, пряча деньги в карман. – Две сотни за сто метров! Не зря я сюда приехал!»

Он принялся высматривать по сторонам, не нужен ли еще кому-то носильщик,

– Слышь, зря ты так! – раздался сзади скрипучий, с блатными интонациями голос.

Шумахер обернулся. Перед ним стоял худой, сутулящийся мужчина с угреватым испитым лицом – мешки под глазами, небритое лицо, мутный взгляд, замызганная одежда. Он выглядел лет на пятьдесят, хотя был гораздо моложе, и походил на одного из тех бомжей, с которыми Шумахер недавно столкнулся у ночлежки. Неужели шел следом и хочет продолжить неоконченную «разборку»?

– В чем дело? Что тебе надо? – с напором спросил старлей и зловеще прищурился. От него исходила такая волна решительности и силы, что любой здравомыслящий бомж передумал бы вязаться к этому человеку. Но у этого явно не хватало здравомыслия. Больше того, он смотрел презрительно и свысока.

– Это наша территория! Балтийские мы. Слыхал? Короли вокзала! Отдавай бабки и вали отсюда, пока цел!

– Какая «ваша», салабон? Это территория Российской Федерации! Пошел обратно к себе в ночлежку!

Шумахер развернулся, но цепкая рука легла ему на плечо. Это было так противно, что он «на автомате» провел прием, который в курсе рукопашного боя именовался «бросок через себя сзади с переломом руки». Выполнил он упражнение четко, но в щадящем, тренировочном варианте: выпустил захваченную руку до того, как она с хрустом сломалась в суставе. Правда, асфальт вместо матов свел эту гуманность к минимуму: противник врезался небритой физиономией в твердую поверхность и остался лежать неподвижно, бездыханно разбросав руки.

– Су-у-у-ука, он Савку грохнул! – взвыл кто-то сзади, и сразу четверо парней бросились на него с разных сторон. Похожи они были, конечно, не на балтийцев: ни тельняшек, ни бескозырок, ни маузеров, – обычная приблатненная шелупень, горящая желанием расправиться с «борзым фрайером».

Первого Шумахер пропустил мимо, уклонившись в сторону, и догнал кулаком в затылок, от чего тот с треском рухнул вперед, как костяшка домино. Второго встретил боковым в челюсть, обеспечив его на ближайший месяц диетой под названием «питание через трубочку». Третий, на свою беду, вытащил нож и, выставив клинок перед собой, принялся пританцовывать вокруг – как показывают в далеких от действительности кинофильмах. Шумахер сделал глубокий подшаг и ударил «танцора» ногой в пах. В курсе рукопашного боя удары в пах и печень называются «расслабляющими». Кто и почему придумал такое название, Шумахер не знал, хотя наносил их в своей жизни достаточно часто. Только вряд ли противник действительно приятно расслаблялся, как после хорошей выпивки в сауне, под умелыми руками голой массажистки. Хотя определенные изменения с ним происходили. Вот и сейчас «танцор» утробно вскрикнул, выронил звякнувший об асфальт нож, схватился обеими руками за причинное место и, повалившись на бок, остался лежать скрюченным, как эмбрион в утробе матери. Печальный пример друзей – самый убедительный воспитательный аргумент на свете, хотя и не входит в курс педагогики. Четвертый «балтиец» мгновенно приобрел благоразумие, развернулся и скрылся в толпе.

Люди сновали мимо, спеша по своим делам, словно не замечая потасовки и лежащих на асфальте окровавленных, выплевывающих зубы, невнятно матерящихся «королей вокзала». А некоторые даже шарахались в сторону и старались поскорее уйти, чтобы, не дай бог, не оказаться свидетелями. Шумахер тоже поспешил покинуть место схватки – объясняться с милицией совсем не хотелось.

У стены вокзала сидел одноглазый попрошайка в камуфлированной форме. Рядом с ним на земле лежали перевернутая солдатская шапка с мелочью и несколькими купюрами и картонка с корявой надписью синим фломастером: «Подайте инвалиду чеченской войны». Ничем не прикрытая пустая глазница, затянутая кожей, производила жуткое впечатление.

– Ты правда был там? – остановился возле него Шумахер.

– Был!

– Не стыдно милостыню просить? Разве без глаза нельзя работать?

– Эх, человечек… Не хочешь помочь, так проходи мимо.

Шумахер пошел дальше, задержался у киоска с объявлением «требуется шаурмист», но через минуту продолжил движение,

«Ну какой из меня шаурмист? – размышлял он на ходу. – Что я вообще умею, кроме как воевать? Да ничего! А что делать? Не садиться же на паперть как этот!»

Побродив по округе, Шумахер нашел свободную скамейку и сидел на ней не меньше часа. Так ничего и не придумав, решил вернуться к вокзалу.

О произошедшей драке здесь уже ничто не напоминало. Шумахер снова принялся работать носильщиком, теперь уже специально выискивая клиентов. Никто его больше не прогонял, но и такого везения, как в первый раз, не было, за четыре часа удалось заработать лишь 250 рублей. Желудок снова требовал пищи, да и о ночлеге пора было подумать, к вечеру начинало холодать.

Шумахер стал за угол киоска, пересчитал весь свой заработок, аккуратно сложил купюру к купюре и спрятал в карман.

– Уважаемый! – раздался за спиной требовательный голос.

Шумахер резко обернулся. Перед ним стояли два милиционера. На этот раз – лейтенант и прапорщик.

– Опять, – с досадой произнес он.

– Не опять, а снова! Документы есть?

Шумахер протянул свои бумаги. Лейтенант брезгливо развернул их, мельком просмотрел и спрятал в карман.

– Пройдемте, гражданин Асланов!

Наручник защелкнулся на правой руке Шумахера, приковав его к прапорщику.

– Куда? В чем дело?

– Советую не сопротивляться! – сказал лейтенант и положил руку на кобуру.

– Да я и не собирался. Но за что?

– Видеокамеры зафиксировали, как вы избивали людей. Уверен, что потерпевшие вас опознают, да и свидетели найдутся.